Я верю, задует ветер

 

То счастье, что случилось 96 лет назад, сложно описать. Это была победа над естеством, освобождение умов, прорыв в иные миры. В Александровском саду деревья стали цветными, приветствуя начало нового мира. Такой ретроград как Ленин пришёл в ярость, требовал разобраться и вернуть всё на привычный лад. Он, подобно нынешним урбанистам, мог мечтать только о приземлённом, вроде парков и площадей, где станет гулять народ.

Революция была вызовом на прочность. Это была стихия, захлестнувшая русское нутро в надежде на мировой пожар. Стало можно открыто мечтать, не боясь мракобесной палки. Об искусственном открытии переходного звена в эволюции, о полётах в космос и встрече с инопланетянами, о новых материалах и сплавах, которые позволят заселить необитаемые и непригодные к жизни уголки.

То была стихия. Но стихия утихает, оставляя после себя голую землю. Схлынула волна, и снова окружающее пространство требует своих этнографов, как и сто лет назад. Мы говорим европейскими словами, но они значат что-то своё, не имеющее отношения к оригиналу. Американцы, проезжая дорогой Радищева, с открытым ртом смотрят на цыганскую свадьбу и русских в Чёрной Грязи. Раскинулось Дикое поле. Полынь. Её запах проходит через стеклянные фасады и новые модные пешеходные зоны. Им пропитались судьи и менты, продавцы и журналисты, депутаты и уборщицы. Вот знакомая жены, уже сидевшая один раз по навету, может снова отправиться за решётку. Она так и не поняла, что используемые в юридической практике слова и выражения из римского права употребляются в обороте местной, не имеющей к западной отношения, системы правосудия в совершенно другом значении. Здесь прокурор и судья решают на пару вопрос, достоин ли обвиняемый выйти на свободу. В особых случаях решение спускается сверху по телефону, а адвокат нужен лишь как гонец, заносящий оброк, в обмен на который при хорошем стечении обстоятельств выдастся ярлык достоинства. Из под судебной мантии сочится тысячелетняя степь.

Стихия сошла, и воцарился старый, тяжёлый, как дубовый гроб, уклад. Как в былые времена, художникам запрещают творить, а вольнодумцев справляют на каторгу. Снова, тряся мракобесной палкой, требуют прекратить сочинять и мечтать.

Вокруг раскинулось Дикое поле, продуваемое ветрами во всех направлениях. Здесь мальчики находят мамонтов, и видеорегистраторы снимают падение метеорита; посреди города бьются на раковинах с дикими кабанами и руками азиатских штрейхбрейкеров заливают субтропические пляжи в бетон во имя зимней олимпиады. Если дети сегодня не избили вас во время акции “белый вагон”, то это может быть лишь потому, что вечером менты засунут вам в жопу бутылку из-под шампанского. Удивительный, жаждущий антрополога, который осмелится его описать, мир. Заповедник.

За 96 лет матрос Железняк совершил полный оборот, начав с фразы “Караул устал”, и закончив принятием законов в депутатском сюртуке о защите традиционных ценностей.