Не стоит забывать, что дискурс “failed state” относительно России был рождён в консервативном лагере. Центральной идеей было утверждение: Советский Союз рухнул, но никакой державы взамен так и не возникло. Умеренные представители консервативного лагеря годами блеяли о “национальной идее” в контексте ублюдошной русской философии, в то время как радикалы грезили “консервативной революцией”.
Либералы, считавшие себя безоговорочными победителями в исторической борьбе, предпочитали игнорировать существование своих противников, отмахиваясь утверждением “красно-коричневые”, будто  оно жестокое оскорбление. Левые соглашались на звание. Центристы у власти, подмахивающие и тем и этим, в качестве пролегомен к собственной институционализации выдвигали лозунги об “особом пути” или сурковское “суверенная демократия”, но на распространение дискурса это не влияло. Как недавно говорил Кашин, беда в том, что никто за 20 лет так и не придумал альтернативы.
Собственно, когда к декабрю 2011 года дискурс “failed state” стал всеобъемлющим, результатом чего оказались зимние митинги, целью властьпридержащих стали лихорадочные поиски точки опоры для сохранения равновесия. Такой опорой стали традиционалисты, а мы по уши окунулись в “консервативную революцию”.
Теперь наши дети читают сказку Пушкина “О купце Кузьме Остолопе и его работнике Балде”, разучивают “Отче наш” на уроках светской этики, а депутаты, которым этого мало, хотят до кучи засунуть религиозную точку зрения на происхождение человека в курс истории. Чтобы закрепить первые успехи, православные священники со святым Сталиным на устах рекомендуют вернуть крепостничество. Россия вступила в активную фазу строительства национальной идеи. “Консервативная революция” победила.
Мы будем иметь право знать не просто отцензурированную, но и выправленную историю. Читать правильные книжки классиков, доблестно переписанные чиновниками от культуры, чтобы кто чего не подумал. Песни мы теперь будем петь только исправленные батюшками. Потому что, как говорил патриарх, Ваша жизнь не принадлежит Вам. Словом, строится Держава.

Только вот остаётся открытым вопрос, смогут ли консерваторы победить порождёный ими же дискурс о России как “failed state”? Искренне надеюсь, что нет.

Культурным эпифеноменом последних политичесвких событий стало бравое шествие казачества по улицам больших городов. То Доренко про них рассказывает, то телеканал “Дождь”. Вместе с прочими ряжеными они собираются патрулировать улицы, чтобы хранить покой граждан и защищать моральные устои.
Когда жена начитает в красках описывать свои впечатления от этого “маскарада”, мне на ум приходят строки из “Записок под капюшоном” Холлиса Мейсона, известного как Филин. Кем он был? Горожанин в первом поколении, выросший в годы Депрессии. Этот человек даже не мог толком объяснить, зачем решил стать полицейским, когда пришло время определиться с профессией. Его интеллектуальным путеводителем были романы pulp fiction, а “Полёт валькирий” Вагнера ассоциировался с шефом отца, Мо Вердоном, покончившим с собой под эту мелодию. Холлис Мейсон не обладал какими-то выдающимися нравственными принципами. Обычный рабочий американец, полагающий, что лишняя жесткость к врагам будет полезна для оздоровления общества. Представитель консервативной Америки времён маккартизма. Не обрёл высших нравственных принципов Мейсон и одев костюм супергероя. Однако сам он решил, что костюм даёт ему особые права, позволяющие быть выше закона. К сожалению таких как он оказалось достаточно, чтобы государство обратило на них внимание. Позднее костюмированные вершители правосудия помогли Никсону победить во Вьетнаме, умять Уоттергейтский скандал и благополучно вступить сначала в третий, а затем в четвёртый президентский срок.
Холлис Мейсон — персонаж графического романа Алана Мура и Дейва Гиббонса. Но до чего же наши ряженые с гипертрофированным желанием защитить чужое нижнее бельё напоминают его и других “Хранителей”!
Нелепость нагаек на улицах мегаполисов только поначалу вызывает смех. Дядьки, разъезжающие в нелепых котюмах, называюшие себя вопреки всякой этнографической и исторической логике “казаками”, наделены без всякого законного права возможностью решать за нас, как нам выглядеть, где ходить и что делать. Не наигравшиеся в детстве мужики в качестве игрового поля с позволения проворовавшихся начальников взяли себе городское пространство, а нас — игральными фигурами.
В комиксе Мура и Гиббонса, к слову говоря, всё нехорошо кончилось.

Открылось, что мы все — аморальны. Погрязли в похоти и грехе. Крайне подвержены безнравственному влиянию.

В последнее время я устойчиво воспроизвожу по памяти слова Деннета из этой его лекции десятилетней давности. Они то и дело всплывают в голове, когда в очередной раз говорят о “святотатстве”, об “оскорблённых чувствах”, о “межрелигиозной розни”…
Проблема в том, что ментальной болезнью очень легко заразиться. Раз: и активистки движения Femen спиливают крест в защиту Pussy Riot. Два: изрисован древний псковский собор. Эти действия крайне понятны, если лицезреть тот кафкианский ад, который устроен государством при полной поддержке РПЦ МП над участницами феминистической группы. Однако надо найти в себе силы, чтобы не заразиться.
Участницы группы Femen, равно как и псковские графитчики поступили точно также, как пастор Терри Джонс, сжигавший книги Корана. Это целенаправленное разжигание ненависти, тыкание пальцем в больное место. Это согласие с тем, что “священные символы” имеют значение для участников акции, а значит — выступление на стороне обвинения.
В то время как Алёхина, Самурцевич и Толоконникова старались в течение всего процесса доказать, что их акция своей целью ставила политическое действие, их последователи кидают нас всех на путь религиозной борьбы. Борьбы, давно потерявшей всякий смысл. С поля, где мы сражались за собственные права и свободы, обе стороны откидывают нас на средневековое поле брани между Иосифом Волоцким и жидовствующими. Надо признать экзистенциальную проблему, которую Деннет поставил в известной беседе с Докинзом, Хитченсом и Харрисом: “Знаете, нет вежливого способа сказать: вы осознаете, что прожили жизнь впустую?”
Варвары, порождённые десятилетиями прозябания вне просвещения, нас не услышат.

Православные стали официальными врагами России. Они объявили нашей стране войну. Теперь она — на выживание.

Сегодня на прениях в суде над Pussy Riot девушки говорили чрезвычайно верные вещи.
Надежда Толоконникова ещё раз попыталась объяснить машине обвинения, называемой по какой-то ошибке “судом”, что есть понятия акционизма и панка, в которые так никто из обвинителей и не удосужился вникнуть. Без этих понятий любой разговор о действиях, происходивших в храме, бесполезен, поскольку сами обвинения оказываются голословны и, ни на чём не основанные, повисают в воздухе.
Мария Алёхина умело ловила адвокатов обвинения (которые многократно в своих речах называли девушек потерпевшими) на фальсификации фактов и пренебрежении показаниями свидетелей, которых само же обвинение и вызвало. Таким образом машина обвинения презирает не только Pussy Riot, все объяснения которых так никто и не удосужился услышать, но и самих “пострадавших”, оказывающихся бессмыссленными винтиками в системе.
Екатерина Самурцевич в своём выступлении, к сожалению большей частью упущенном в трансляции “Новой газеты”, объяснила, что религиозного оскорбления не было и быть не могло, раз сами обвинители даже в конце заседания говорят о косвенных признаках. Она вновь повторила, что никто из обвинителей не решился прибегнуть к материалам группы Pussy Riot. Меж тем, в материалах ко всем перформансам давались объяснения, какие цели он преследовал. Если и могло быть какое-то непонимание, объяснила Екатерина, так лишь по той причине, что акция девушек в храме могла вызвать культурный шок. Однако он может возникнуть лишь по причине того, что государство целенаправленно ведёт политику изживания всякого понимания, что собой представляет современное искусство.
Это хорошо было видно на протяжении процесса. Колкости о “современном искусстве” и “современных художниках” в унисон отпускали как обвинители, так и судья Сырова. В их устах в стане художников внезапно оказалась даже Екатерина Дёготь. Каждый раз это звучало как ругательство и обвинение. Впрочем, на этом процессе и слово “феминизм” звучало обвинением. Звучало обвинением всё, что только можно было приплести девушкам из Pussy Riot.
Современное искусство в России даже не находится в загоне. В этом году в России были закрыты многие известные галереи, выставка “Родина” не могла найти для себя места в Сибири, а Марат Гельман — публично оплёван в Краснодарском крае. Понятие “искусство” вместе с нашей системой правосудия ускоряющимися темпами уходит в прошлое. В данный момент модно встать в позу и разорвать “Чёрный квадрат” Малевича. Передвижников пока что любят, но лишь по той причине, что никто не ходит в музеи и не видел, что они писали на самом деле. Пошлость и Средневековье распространяются в обществе, как туман по полю.
В своём небольшом комментарии про балет ещё с месяц назад я говорил о том же: “Опыт других современных искусств показывает, что зритель без какого-то знакомства с тем, что мир изменился за последние десятилетия, в искусстве ничего не поймет. И, кроме того, зритель практически нигде не может взять эти знания, а наше министерство культуры не испытывает желания его просвещать”.
Власть видит в современном искусстве конкурента и врага. Как менты — в группе “Макулатура”, музыкантов которой осудили за “Путина” и “мусор” в песне “Милиционер будущего”. В текстах группы рассказывается об экзистенциальном ужасе человеческого существования, о том, что “страданий не существует, потому что страдают все под хохот на концерте Задорнова”. Однако господа менты ухватились за маячок, который им оказался знаком. Потому что больше не поняли. Не поняли, что не вызывающие у них никаких ассоциаций тексты куда страшнее и опаснее.
Именно поэтому власть не хочет допустить современного искусства. Любой, понимающий его человек умнее всей отечественной государственной машины.

Сегодня нас лишили слова.
“Теперь всё хорошо”, — подумал я, выходя на встречу вечерней Москве. Наши надзиратели, единогласно решившие убить дракона, забыли о том, как говорящие на птичьем языке уже однажды разнесли на кусочки лелеемую ими страну. Как воробьи — крошки, каждый в своё гнездо.
Наши надзиратели равняются на Китай, эдакого плохиша, у которого они учатся разным пакостям. Китайские хунвейбины тоже истребляли воробьёв, но, как и наши, — в результате потерпели поражение, а нынешний запрет “цензуры” привёл лишь к запрету “гармонии”.
“Что ж, это хорошо”, — подумал я, спускаясь в подземный переход. Мы не будем узнавать о каждом проступке надзирателей. Быть может, то, что не нашлось ни одного человека в зале, кто посмел бы проголосовать против — одна из последних свободных новостей. Мы не будем знать всё, но мы станем внимательнее. Мы ещё глубже прочувствуем этот мир, открыв не только глаза, но и слух, обояние, ощущения… Так, как это делали наши отцы, чтобы научиться своему чириканию. Даже в годы жуткой сталинской реакции, когда вдруг герои детских произведений стали за столом есть солёные огурцы. Думали ли запретители, что вызывают на бой эрудитов?
“Теперь всё хорошо”, — подумал я, оглядываясь вокруг. Гармонист в переходе исполнял танго Пьяццоллы. Безногая просительница милостыни у метро ела персик.

Самым смешным в нынешнем политическом моменте кажется то, что Беларусь при Лукашенко в годы, когда демократия ещё теплилась в России, воспринималась нелепостью. В конце 90-х Александр Григорьевич мог восприниматься как серьёзная фигура. Особенно в рамках бессмысленного ельцинского “Союзного государства”. Но шли годы и диктаторский режим, при котором остановилось время, виделся со стороны всё более курьёзным. В первое десятилетие путинского правления то и дело возникали слухи, что вот-вот Беларусь будет пожрана Россией, влившись в наши границы на правах очередной губернии.
Однако всё изменилось, когда Путин стал цепляться за власть и был вынужден строить диктатуру. Внезапно оказалось, что десятилетиями укрепляющий свою власть бацька обыграл всю нашу номенклатуру включая национального лидера как сопливых мальчишек. Он был смешон при демократии, но оказался на равных, как только мы её потеряли.

“В самых неверных, языческих Царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям — а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства и совершаются именем Царским! Ты высок на троне; но есть Всевышний, Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его?” — говорил, поддержавший бы Pussy Riot, живи он в наши дни, с амвона Успенского собора в Кремле Филипп Колычёв. Не долгое время ему ещё оставалось быть предстоятелем Российской Церкви. На этого диссидента, зиждителя дегенеративных взглядов, разрушающих Родину, нашёлся свой Александр Босых в лице Малюты Скуратова.
А всё потому, что оппозиции в лице бояр не стоило пенять в сторону Княжества Литовского, где, дескать, и без нашистов, то бишь опричнины и закон и порядок и люди от горячих объятий крепостничества не разбегаются в степь и леса. Имели связь с послами вражеского государства? Так что ж теперь по утерянной голове плакать? В королевстве Сигизмунда сплошной раздрай и кризис, национальная и религиозная неразбериха, и всякие связи с ним — это удар по стабильности Московского княжества.
На следующий же день после выступления митрополита Филиппа казни и обыски продолжились с новой силой. У бояр и людей митрополичьего двора пытками хотели дознаться о замыслах Филиппа против национального лидера. На стенах храмов многие стали выцарапывать хэштеги #новый37й и тому подобные.
В дальнейшем суд над Филиппом Иван Грозный взял под личный контроль. Первые экспертизы не выявили в действиях митрополита достаточных оснований для ареста, но анонимные обвинения в оскорблении религиозных чувств проступками Филиппа в бытность игуменом Соловецкого монастыря дали ход буксовавшему следствию. Православная общественность в лице подсиживающих Филиппа епископов требовала его раскаяться в содеянном. Арестант демонстрировал наглость, не соглашаясь с наветами. Следствие дозналось правды, суд постановил, что осквернение святого места было совершено, и митрополит Филипп лишился сана. Опричники, в лучших традициях движения хунвэйбинов, громивших ревизионистов, ворвались в храм, где служил обвинённый оппозиционер, сорвали с него святительское облачение и погнали по городу, избивая мётлами, под крики: “Подпиндосник! Враг России! Больше Госдеп не заплатит”.
За сто лет в нашей стране меняется всё, и за тысячу — ничего.