Моя мама совсем юной девицей вырвалась из белорусской глуши в Москву. Позже она поспособствовала перебраться в столицу другим своим родственникам. В советское время понаехавших любили не больше, чем сейчас пришлых таджиков. Жить приходилось в скотских условиях; работать — до потери пульса. Пока её сестра пахала от зари до зари, моя мать, хоть сколько-нибудь “вставшая на ноги”, воспитывала вместе с моим братом и её детей. Благо, память стирает болезненные воспоминания. Когда мать благодаря случайному знакомству весной оказалась на недолгий срок нянькой у ребёнка в семье двух сестёр из когорты новых покорительниц столицы, она сильно удивлялась их образу жизни, так похожему на рассказы о её собственной молодости. Тогда, говорит она, было весело. Была молодость. Была жизнь.

Однажды в деревне, на родине мамы, мой брат предложил Андрею, сыну маминой сестры, залезть на дерево, что повыше. Когда Андрей добрался до макушки, брат приказал повторять выкрикиваемые им слова:
— Судьба, моя судьба!
— Судьба, моя судьба!
— Лёс, мой лёс!
— Лёс, мой лёс!
— Какой хуй тебя туда занёс?!

Сейчас урна с прахом моего брата лежит где-то на кладбище близ Дзержинска. Он никогда не носил усов. Но работники ритуальной службы при морге, куда он попал из ногинского СИЗО прошедшим ноябрём заросший и грязный, не знали этого. Когда я увидел его в гробу, голова его была гладко выбрита, лицо украшали усы. В точности как у меня. Это был экстравагантный способ породниться после года мучений и террора, которые он учинил нашей семье.

“Хитрый” была его кличка. Всю жизнь он играл и кутил, обманывая всех вокруг. Он сумел сыграть роль отпеваемого даже в собственных похоронах. Уже в крематории мать решила, что не может просто так отпустить сына в последний путь. И вот, холёный актёр в рясе, эффектно распевая заупокойную, вовлёк брата в его последний спектакль. Мать осталась довольна.

До сих пор, выходя из дому, я инстинктивно ожидаю увидеть его фигуру, сидящую и поджидающую кого-нибудь из нас на лестничной клетке. Но настоящий неподдельный ужас я испытал в конце ноября, когда встретился с ним глазами, возвращаясь домой. Это были глаза загнанного зверя, чувствующего, что смерть близко.

Сейчас, чем чаще я думаю об этом, тем больший я вижу смысл в том, в каком виде ушёл от нас мой брат.

Зачем я вам всё это рассказываю?..