Буддисты говорят, видимый нами мир — это иллюзия. К концу XX века психологи и нейрофизиологи в результате совместной деятельности по изучению человеческого мозга пришли к тем же выводам. Видимый мир, действительно, лишь иллюзия. Точнее, как минимум семь миллиардов иллюзий. Если начать вести любимый в аналитической философии спор “Что такое сознание?”, то их количество скорее всего окажется намного больше.

Ощущаемый нами мир — это представление о его устроении, которое формируется у нас в голове. Именно поэтому мы никак не можем договориться в элементарнейших вещах, как, например, бирюзовый ли на вашей даме жакет или голубой, не смотря на то, что количество цветовосприимчивых колбочек у нас в сетчатке одинаково.

Мы не способны и никогда не сможем узнать, что такое “реальность”. Приближение к ней будет вечным бегом Ахиллеса за черепахой. Нам не удастся узнать о “настоящем”, равно как не выйдет понять, каково быть летучей мышью. Мы заперты внутри собственной иллюзии, в которой даже самый близкий и родной человек — это лишь представление о нём.

Единственное, что остаётся сидя в темнице, это контактировать с пленниками других камер. Через свою сигнальную систему у вас сформирован тезаурус. Вы договорились о том, что такое “красное”, что такое “горячее”. Но что если в новой камере по соседству окажется тот, кто не воспримет ваши qualia?

На днях я узнал о Пабло Пинеда. Это первый в Европе человек с синдромом Дауна, получивший высшее образование. В незамысловатом интервью, переведённом на русский, он рассказывает о том, каково таким как он чувствовать на себе “ярлык”, повешенный обществом, что он думает о сексе и возможности завести семью, и что он считает важным при воспитании детей с синдромом Дауна. Мне, как представителю “нормы”, льстит его дерзкое мнение по вопросу, что, если плод, который ждёт семья, имеет физическую патологию:

Я против абортов. Но не из моральных соображений, а из соображений эксперимента. Это жесткий, но крайне обогащающий опыт, который невозможен в случае аборта эмбриона больного ребенка. Родители с «иными» детьми улучшаются как родители, они становятся более толерантными и солидарными. Это шанс, который следует использовать.

Мы выбираем только лучшее, но если все будут одинаковыми, мы значительно обеднеем. Цветы все разные и все красивые. Стремление к социальной гомогенизации – болезнь общества. Если все одинаково думают, все похожи друг на друга – тогда это фашизм.

Пабло Пинеда — результат урока, преподанного нам в том числе Мишелем Фуко. Своей “генеалогией клиники” философ дал нам картину того, как создавался образ “нормы”. По мере развития проекта Просвещения, дисциплинарность становилась идеологическим “скелетом” нового полицейского государства. Субъект, не поддающийся нормативному воспитанию и не вписывающийся в систему правил и запретов общества, признавался “ненормальным”. Несознательность и отказ от машинерности стали пуще греха. Психиатрическая власть, взявшаяся лечить от порока ненормальности, отнюдь не ограничивалась рамками медицины. Вершиной дисциплинарной политики полицейского государства стал Третий Рейх, внедривший в механизм государства хорошо отлаженные машины уничтожения “ненормальных”.

Мишель Фуко, рано открывший свою гомосексуальность, считавшуюся “позорной”, считающуюся “неполноценностью”, писал о клинике, которую хорошо знал в качестве пациента. Пациентам советской карательной психиатрии Фуко был не нужен: они сами по себе оказались недостаточно дисциплинированными. Диссидентство было приравнено государством к “душевной болезни”, и любовь к политическому строю прививали с помощью лекарств.

Фуко и жертвы использования психиатрии в политических целях — это не удел нашего прошлого, а окружающее настоящее. Укрепляющаяся дисциплинарная модель родного отечества берёт на вооружение старый инструментарий. И вот, с государственной трибуны оглашается закон против пропаганды гомосексуализма, словно это невроз, от которого “лечили” Фуко. Вот судья Сырова в обвиненительном приговоре Pussy Riot указывает, что девушки имеют смешанные расстройства личности в виде опозиционной манеры поведения. Вот карельский правозащитник Максим Ефимов получает политическое убежище в Эстонии, потому что в России его хотят отправить в психушку за критику РПЦ.

Вот психиатр-криминалист Михаил Виноградов, сидя в костюме с галстуком медленно проговаривает: “Прав и свобод у тяжелобольных психически больше, чем у нормальных людей”…

Раздел: Новости

Что делать, когда люди с психическими расстройствами представляют опасность для окружающих? 25.03.2013 Если к Альбине Ивановне и заходят гости, то только в масках. Дышать нечем даже в коридоре. Не помогают ни открытые окна, ни очистители воздуха,… Подробнее »

Корреспондент Александра Черепнина, считает закон “О психиатрической помощи” чересчур либеральным. Пока её не устраивают шизофреники, но завтра “ненормальными” могут стать люди с синдромом чужой руки, синестеты и дальтоники, либералы и монархисты, а также телезрители, предпочитающие смотреть ситкомы в переводе “Кураж-Бамбей” вместо программы “Время”.

Поэтому Фуко неудобен дисциплинированной и нормальной Александре Черепниной. Он “ненормальный”. Он неприличный. Он мог себе позволить быть свободным. Как свободнее её имеющие “психические расстройства” Алёхина и Толоконникова. Как свободнее её аутист Григорий Перельман. Как свободнее её “генетически неполноценный” Пабло Пинеда. Как свободнее её всякий “ненормальный”.

Нормальность — это болезненный синдром. Его надо лечить, учась разнообразию. Пабло Пинеда, кстати, дипломированный учитель. А учитель говорит, что стремление к социальной гомогенизации – болезнь общества.

Любимая конспирологами картинка с бараном, “который всё понял”, вызывает у меня желание сделать изображение со “скиннеровскими голубями”.

Один голубь из клетки должен говорить другим: “Нет никаких высших сил! Это просто механизм, подающий корм в случайном порядке”, – на что будет получать из соседних клеток ответ: “Не гневи Господа! Бог всё равно любит тебя” и тому подобное.

Бихевиоризм показывает нам не только природу религии, но и природу “здравого смысла”. И то и другое вынуждает на действия, существуя только у нас в голове.