Издательство VIZ Media с февраля начнёт публикацию Oyasumi Punpun. В моём личном рейтинге эта манга является безусловным фаворитом. Разумеется, стоит сделать скидку на мои вкусы, но даже ценители согласятся, что творчество Инио Асано более чем заслуживает внимания.
Хорошо помню мандраж, охватывавший меня пару лет назад, проверку сканлейтерских ресурсов одного за одним в ожидании пиратского перевода только вышедшего в Японии последнего тома истории. По мере приближения к финалу я не мог прочитать больше одной главы за раз, поскольку волнение и ужас переполняли меня.
По-русски у Инио была издана однотомная история “Голограф на радужном поле”. С учётом, что отечественная индустрия манги оказалась пузырём, который лопнул, ожидать появления “Пунпуна” или других многотомных авторских проектов — дело бессмысленное. Покупка зарубежных изданий переросла уровень вынужденной необходимости, став естественной практикой.
Так было до недавнего времени. А потом наша петрономика вошла в пике, и удовольствие обладания бумажным томиком, стоимость которого резко возросла в несколько раз, стало сомнительным. Я вряд ли буду ждать издания новых серий Сюдзо Осими, как бы мне не нравилось то, что он создавал после “Цветов зла”. Их можно почитать и на сайтах пиратов-сканлейтеров. При том, что бюджет России был свёрстан с учётом доходов от цен на нефть по $50 за баррель, его уже можно переписывать, что отметил и президент сегодня на конференции. Сколько будет стоить Goodnight Punpun к моменту выхода из типографии сегодня сродни гаданию на кофейной гуще. Возможно, к тому моменту мы будем совершенно нищими. Бывай, Пунпун.

За словами Стивена Хокинга о вящей необходимости освоения космоса для выживания человечества как вида стоят не только вопросы технического характера. Космос — чужая среда, в которой просто-напросто страшно умереть. Он неестественен, потому что он иной. Он безгранично пустой и холодный. Необходима невероятная воля, чтобы решиться на его покорение и повести за собой людей. Нужно быть настоящим партизаном, готовым принять новое пространство и начать считать своим домом.
С другой стороны, неестественным может быть пребывание в родном доме. Добровольный отказ от любознательности, желания узнать новое, преодолеть те оковы, которыми является тело и среда. Добровольное согласие на унылое угасание и тлен.

Стив Орландо с Артёмом Трахановым создали потрясающую историю о побеге во имя будущего. Бросая вызов атлантам, герои, не знающие иной жизни, кроме океана, выходят на сушу, под палящее солнце, и в заснеженные горы. Редум Аншаргал, ведущий колонистов за собой, фанатично ищет таинственного амфибию, который может стать ключом, открывающим дорогу к светлому будущему.
“Прибой”, переведённый на русский самим Трахановым, это невероятно крутая книга. В ней есть Атлантида, о которой мечтал фашиствующий Платон, мамонты, захваты подводных судов и сцены 18+. Но это всё на самом деле не главное. Важнее то, что книга оставляет после прочтения. Вы захотите её дать почитать друзьям и обсудить после. Из-за её неожиданной глубины и смысловой наполненности (как бы это ни звучало каламбурно по отношению к истории с таким сюжетом). А если не захотите, у вас видимо нет души.

Посетил презентацию книги Дарьи Дмитриевой “Век супергероев”, устроенную “Фаланстером”. Дарья была простужена, но героически рассказала о своей работе. Зная уровень своего болевого порога, я бы так не смог: всё бы отменил, на крайний случай перенёс, и одиноко стонал дома. Но может быть именно поэтому у Дарьи книга на основе диссертации есть, а у меня нет ни того, ни другого.

Рассказ начался с того, что есть несколько мнений касательно происхождения комикса. Европейцы, определяющие комикс девятым искусством, возводят его генеалогию в глубокую древность, к греческим амфорам, витражам соборов и другим представителям графических нарративов из области возвышенного. А есть американская версия, которая говорит, что комикс, как мы его знаем, был рожден на страницах газет. Обе имеют хорошие аргументы в свою пользу, но поскольку причиной встречи были супергерои, лишнее зарывание в подробностях было бы уходом от основной темы.

В общем, рабочие эмигранты открывали утренние газеты, чтобы узнать местные новости, и само собой доходили до такого же близкого, словно из соседней подворотни, Йеллоу Кида. Бытует мнение, имеющее под собой серьёзные основания, что как раз благодаря ему жёлтая пресса получила своё цветное определение. Жёлтыми стали называться газеты, печатающие комикс о нём. Вскоре медиа-магнаты поняли, что комикс представляет собой отличную денежную жилу (газеты с комикс-стрипами расходились куда лучше тех, которые их не имели), и штатным иллюстраторам репортажей пришлось переквалифицироваться в художников, сочиняющих свои собственные истории.

Комикс развивался параллельно с pulp fiction. Постоянно растущие тиражи последних рано или поздно должны были навести издателей на мысль о расширении индустрии комикса. К тридцатым годам идея вызрела. Палп-журналы имели свой пул героев, истории о которых сформировали свои серии периодических изданий. “Почему бы не создавать такие же журналы с комиксами?” — родилась однажды мысль в одной светлой голове. И так Дик Трейси, Бак Роджерс, Тарзан, Зорро и другие всем известные люди внезапно стали отцами привычных нам супергероев.

В начале был Супермен. Вобравшее в себя все возможные качества творение двух начинающих авторов — Джери Сигела и Джо Шустера. Его появление изменило всё. В кратчайшие сроки тиражи, измерявшиеся в тысячах, стали измеряться миллионами. А за оглушительным успехом первого супергероя последовали десятки, сотни, тысячи других. Настал век супергероев.

Герои в масках и костюмах стали определять лицо и значение комикса. Через них государство и политические силы принялись продвигать необходимые идеологемы. Комикс стал медиумом диктуемой повестки, и одновременно определяющим, что является повесткой. Борьба с коррупцией, война с японцами и нацистами, противостояние советам, защита прав меньшинств — любая сколько-нибудь важная тема становилась поводом для сюжета.

Время диктует свои правила. Супергеройский комикс проходил свои этапы развития. Каждая новая эпоха — серебряный век, пришедший на смену золотому; бронзовый, сменивший серебряный, и т.д. — серьёзно деформировала образ героя, диктуя новые темы. Погибали целые вселенные, рождались совершенно новые. Выдуманные города, сменялись реальными, проблемы персонажей становились всё более жизненными. К восьмидесятым комикс пришёл к саморефлексии. “Тёмный рыцарь” Фрэнка Миллера ставит вопрос, насколько супергерой сам является побудительной причиной злодеяний? Алан Мур в паре с Дейвом Гиббонсом создают “Хранителей”, как бы отвечая на этот вопрос. Супергерой — фашистское отродье, ставящее себя выше закона, выше морали, выше людей. Он готов убивать, не задумываясь, и превращать города в ядерный пепел во имя “всеобщего блага”.

В этом месте я задаюсь своим вопросом. Комикс, который мы знаем, был рождён на последней странице газеты. Там, где читатель должен придаваться досугу, после того, как ознакомился со всеми другими полосами. Комикс делил место с кроссвордами и гороскопами, являя, по сути, гармонию означаемого с означающим. Комикс был теми весёлыми картинками, которые должны на последок развлечь покупателя, чтобы, выкидывая газету, он оставался в добром расположении духа. Супергерои изменили всю картину, переведя ассоциацию с названием на мускулистого парня в трико. Старые-добрые стрипы никуда не делись. Мы точно также не против начинать свой день с новой шутки из “Дилберта” или “Бисера перед свиньями”, как сто лет назад это делали с “Детишками Катценъяммер”. Но определяющей фигурой комикса признаётся супергерой.

Супергерой — тип персонажа, рождённый и органично существующий только в американском изводе комикса. Такой типичной фигуры нет в BD или манге. Не назовёшь же супергероями Гоку или Астерикса. И самый выдающийся супергерой, Супермен, действительно — выразитель американского духа. Рождённый на волне подъёма после Великой депрессии, он стал олицетворением патриотической гордости, мужества и трёрдости. Но хочет ли сегодняшняя Америка ассоциировать себя с тем же набором атрибуции, что и 80 лет назад?

В конце семидесятых в Соединённые Штаты пришёл журнал Heavy Metal. Инъекция французской комикс-культуры совершила переворот в индустрии. Возможно, именно это событие повлекло за собой “взросление” комикса и открыло “ящик Пандоры”, который будет назван “тёмными веками” комикса. Экспериментаторство авторов, смешение жанров, тотальные войны на уничтожение, полное безумие, которое настало в девяностые, и в киновариации отобразилось сосками на костюме Джорджа Клуни из фильма Джоэля Шумахера — это страшный сон, который всем хочется забыть.

Однако он выразился и в прямом следовании идеалам Heavy Metal. В кутерьме экспериментов зародилось издательство Dark Horse. Его авторы отдавались чистому творчеству, и это давало свои плоды. Ушедший из DC Фрэнк Миллер смог позволить откинуть ненужные фигуры супергероев, чтобы остаться наедине со столь любимым нуаром. Так на свет появился “Город грехов”, ставший самым популярным чтивом девяностых. Уже в двухтысячные на первый план вышло ещё одно издательство, Image. Их “Ходячие мертвецы” на телеэкранах успешно тягаются с “Флэшем”, “Готемом” и “S.H.I.E.L.D.”, а такие истории как “Восток Запада” или “Сага” имеют армии поклонников.

Не значит ли это, что время супергероев уходит? Никто не говорит, что завтра DC и Marvel разорятся, и о супергероях все забудут. Даже кассовые сборы фильмов говорят о строго обратном. Просто Супермен станет не только выразителем духа конкретного места, но также и конкретного времени, оставшись в XX веке, как в XIX остался Баффало Билл. На презентации Дарья Дмитриева отметила, что кинематограф наконец-то сумел дорасти до качественной передачи содержания комикса. Как знать, может это как раз потому, что в супергерое больше нет феномена. Человек в маске и костюме в трико отойдёт в сторону, и будет таким же обычным персонажем кино, как кот Гарфилд. И дальше комикс будет ассоциироваться с чем-то другим. Означаемое пустится в новые поиски означающего.

В этот день в 1978 году от самоистощения скончался Курт Гёдель. К своим 25 он теоремами о полноте и неполноте вписал своё имя в скрижаль вечности, и всю оставшуюся жизнь провёл в страхе.

Мне нравится, как Апостолос Доксиадис и Христос Пападимитриу выводят Гёделя персонажем в “Логикомиксе”. Играя эпизодическую роль, он оказывается одним из ключевых действующих лиц, разрушающим здание старой математической логики. В “Логикомиксе” проводится красивая параллель между ростом нацистского влияния и развитием меланхолии у Гёделя. Автор теоремы о неполноте оказался заложником системы, заявлявшей о собственной абсолютности и конечности. Красивая, но вряд ли имеющая реальные основания интерпретация.

В прологе “Логикомикса” Апостолос с Христосом, прогуливаясь по Афинам, задаются вопросом “Почему именно среди логиков сумасшествие встречается столь часто?”. Разумеется, в конце книги не будет универсального ответа. Тем более, ответа нельзя дать исходя из житейских причин.

В открытии Гёделя есть что-то схожее с тем, что сделал Маркузе, как бы далеки математик и социолог ни были друг от друга в своих взглядах. Первый смог показать, что любая богатая теория всегда будет неполной, либо противоречивой. Второй, в то время, когда все ужасались варварству нацизма, писал, что именно нацизм в своей машинерии является доведённой до предела идеей прогресса. Уродство веры в превосходную расу и макабрические заводы по истреблению неугодных — это осуществлённые в полноте штудии позитивизма и исторической школы, желавших дать последние ответы о сути человеческой природы.

Удивительно, как Гёдель, веривший в независимое существование математической реальности, мог состоять в Венском кружке. Так или иначе, большинство его представителей смогли эмигрировать из Австрии до войны. Гёделю пришлось спасаться от нацистов в 1940. Для этого он отправился на восток, в Советский Союз.

Поразительная картина. На Колыме в таёжной “командировке” пребывает Варлам Шаламов. Где-то из Владлага в Москву в теплушке на вторичный приговор везут Королёва, а в другом направлении, чтобы сохранить себе жизнь, едут Курт Гёдель с женой. Как знать, может быть они даже пересекались в какой-то точке на бесконечной линии Транссиба.

К концу жизни у Гёделя развилась паранойя. Больница не могла его спасти, в связи с тем, что всех окружающих он считал врагами. Один из величайших логиков полагал, что его намерены отравить. В конце концов, он довёл себя до гробовой доски, боясь принимать еду от врачей.

Вновь он попал в заложники универсальной теории, от которой убежать уже не смог. Остаётся лишь представлять, что он думал, когда поезд останавливался где-нибудь посреди Сибири?  Логик, бегущий от одной тотальной системы, через другую к третьей, волею судеб оказавшийся в безграничной таёжной глуши.

Среди рецензий на новый фильм Кристофера Нолана стало общим местом сравнивать его с “Одиссеей” Кубрика. “Интерстеллар” — это оммаж фантастике 60-х, не стремящийся быть высоколобым (хотя старающийся делать вид). Нам всем крайне повезло заиметь Нолана среди почивающих на голливудском Олимпе. Поколению хипстеров, созидающих мир Nobrow необходимо было иметь своё статусное произведение, оправдывающее их стремления. И что греха таить, Нолан создал его. Это трилогия о Тёмном рыцаре.

Фильмы по комиксам делались всегда. Но они всё равно никогда не были до конца серьёзны. “Супермен” Доннера стал легендой, превратив Кристофера Рива в икону, но оставался рассчитан на детскую аудиторию. “Бэтмен” Бёртона впервые показал, что о супергероях можно говорить серьёзно, но при этом не мог уйти от фетишизированной костюмированности. Даже экранизации комиксов Мура — как бы Зак Снайдер ни старался воспроизвести “Хранителей” — за своей красочностью упускают реальный зов, который обращал к аудитории автор оригинальных историй.

А потом за дело взялся Кристофер Нолан. То, что он сделал, было рассчитано на взрослых, происходило в реальных подворотнях, а не среди готичных декораций, и было максимально натуралистично. То, что раньше в рамках противопоставления highbrow/lowbrow считалось продуктом низкопробного ширпотреба, в руках Нолана обрело статус одного из самых значительных произведений эпохи.

Continue…

Культурным эпифеноменом последних политичесвких событий стало бравое шествие казачества по улицам больших городов. То Доренко про них рассказывает, то телеканал “Дождь”. Вместе с прочими ряжеными они собираются патрулировать улицы, чтобы хранить покой граждан и защищать моральные устои.
Когда жена начитает в красках описывать свои впечатления от этого “маскарада”, мне на ум приходят строки из “Записок под капюшоном” Холлиса Мейсона, известного как Филин. Кем он был? Горожанин в первом поколении, выросший в годы Депрессии. Этот человек даже не мог толком объяснить, зачем решил стать полицейским, когда пришло время определиться с профессией. Его интеллектуальным путеводителем были романы pulp fiction, а “Полёт валькирий” Вагнера ассоциировался с шефом отца, Мо Вердоном, покончившим с собой под эту мелодию. Холлис Мейсон не обладал какими-то выдающимися нравственными принципами. Обычный рабочий американец, полагающий, что лишняя жесткость к врагам будет полезна для оздоровления общества. Представитель консервативной Америки времён маккартизма. Не обрёл высших нравственных принципов Мейсон и одев костюм супергероя. Однако сам он решил, что костюм даёт ему особые права, позволяющие быть выше закона. К сожалению таких как он оказалось достаточно, чтобы государство обратило на них внимание. Позднее костюмированные вершители правосудия помогли Никсону победить во Вьетнаме, умять Уоттергейтский скандал и благополучно вступить сначала в третий, а затем в четвёртый президентский срок.
Холлис Мейсон — персонаж графического романа Алана Мура и Дейва Гиббонса. Но до чего же наши ряженые с гипертрофированным желанием защитить чужое нижнее бельё напоминают его и других “Хранителей”!
Нелепость нагаек на улицах мегаполисов только поначалу вызывает смех. Дядьки, разъезжающие в нелепых котюмах, называюшие себя вопреки всякой этнографической и исторической логике “казаками”, наделены без всякого законного права возможностью решать за нас, как нам выглядеть, где ходить и что делать. Не наигравшиеся в детстве мужики в качестве игрового поля с позволения проворовавшихся начальников взяли себе городское пространство, а нас — игральными фигурами.
В комиксе Мура и Гиббонса, к слову говоря, всё нехорошо кончилось.

Ведь что такое миф? Миф — это оскал зверя, это животный страх грозы и огня, это враг за спиной, не видя которого, ощущаешь его присутствие и беззащитность перед ним. Попытка преподнести миф слюняво-беззубым, в редакции “для детей”, в пластмассовой упаковке для массового потребителя — всегда обречена на неудачу. Зверь просто уйдёт в тень. Будет создано впечатление, что ты всё понял о нём, изучив плюшевую модельку с милыми большими глазками. Но это впечатление обманчиво. Последний последователь мифа будет до конца своих дней отправлять единственный верный по его мнению культ. И либо в конце жизни он уйдёт в лес к своему покровителю, либо заставит всех снова почувствовать дыхание зверя за спиной, столь реальное, что сердце остановится в опаске, прислушиваясь когда хищник нападёт.
Michael Uslan — именно такой человек. Он положил жизнь на то, чтобы мы ощутили всю тьму, которую прячет под своим плащом Бэтмен. Десятилетия ушли на то, чтобы тот позор, с которым ассоциировался оживший египетский бог смерти, поражающий своих врагов в ночи, оказался забыт. Сейчас никто не может сказать, что фильмы Кристофера Нолана — детские сказочки, как это было с сериалом шестидесятых годов по ABC. Вот-вот выйдет на экраны The Dark Knight Rises, и я уже жду, как в ужасе буду вжиматься в кресло кинотеатра. Грядёт возрождение легенды…

Любимая конспирологами картинка с бараном, “который всё понял”, вызывает у меня желание сделать изображение со “скиннеровскими голубями”.

Один голубь из клетки должен говорить другим: “Нет никаких высших сил! Это просто механизм, подающий корм в случайном порядке”, – на что будет получать из соседних клеток ответ: “Не гневи Господа! Бог всё равно любит тебя” и тому подобное.

Бихевиоризм показывает нам не только природу религии, но и природу “здравого смысла”. И то и другое вынуждает на действия, существуя только у нас в голове.